26 апреля 2005 года в газете "Вечерняя Москва" был опубликован этот рассказ. С тех пор я храню газетную вырезку в своих архивных папках и каждый раз, когда беру ее в руки и перечитываю, испытываю волнение.
Пишет военный переводчик и рассказывает об эпизоде из своей профессиональной биографии, который потребовал от его участников невероятного напряжения психических сил.
Читаешь и сердце наполняется городстью - есть настоящие люди, для которых верность долгу - превыше страха за собственную жизнь! "В коммунизм из книжки верят средне - мало что в книжке можно намолоть.." - на самом же деле в этих строках речь совсем не о коммунизме, а о преданности, о чести, о долге.
Имя автора указано в конце публикации.
***
Это произошло 1 мая 1945 года. Уже развевалось над куполом Рейхстага знамя Победы, но еще шли бои в Берлине, у фашистов осталось несколько опорных пунктов. Одним из них была цитадель Шпандау на окраине города. Взять крепость штурмом было нельзя: наше командование узнало, что в цитадели находятся не только солдаты и офицеры, но и гражданское население - старики, женщины и дети...
Чтобы избежать страшного и бессмысленного кровопролития, было принято гуманное, но трудное решение: попытаться склонить гарнизон крепости к капитуляции. Трудным это решение было потому, что эсэсовцы (а их много окопалось в цитадели) не щадили и парламентеров. Было известно, что совсем недавно они расстреляли нашего парламентера в Будапеште.
И вот ранним утром 1 мая два советских парламентера – майор Василий Гришин и автор этих строк – отправились с белым флагом к цитадели.
Мы у ворот. Тишина. Только стволы автоматов смотрят на нас из бойниц и амбразур своими темными зрачками. Огромные крепостные ворота забаррикадированы. Прямо перед воротами стоит «Тигр». Ствол его пушки разворочен, гусеницы разбиты.
Еще по дороге к цитадели мы договорились о том, что переговоры буду вести я, так как лучше владею немецким языком. Но как их начать, если перед нами никого нет? Чтобы как-то выйти из этого странного положения, кричу прямо в ворота простое и обыденное: «Халло!» И сразу же на балконе, высоко над нами, появляются два солдата. Они бросают на землю веревочную лестницу. По ней спускаются два немецких офицера.
– Комендант крепости профессор полковник Юнг!
– Заместитель коменданта подполковник Кох! – представляются они, вскинув руку в фашистском приветствии. Приложив ладонь к козырьку фуражки, мы тоже представляемся.
Переговоры длятся недолго. От имени советского командования мы передаем полковнику предложение о капитуляции и излагаем ее условия: сохранение жизни, медицинская помощь больным и раненым, питание. Полковник выслушивает нас внимательно, затем отвечает: «Лично я согласился бы капитулировать на условиях, предложенных вашим командованием. Но есть приказ фюрера: если комендант осажденной крепости или командир окруженного соединения самовольно капитулирует, то любой подчиненный ему офицер может и должен его расстрелять и возглавить оборону...».
Неужели это конец? Повернуться и уйти? Как бы это было просто...
И мы принимаем новое, не предусмотренное командованием решение:
– Господин полковник! В таком случае мы сами поднимемся в крепость и поговорим с вашими офицерами.
Комендант растерян. Наше предложение кажется ему безумным. Он недоверчиво переспрашивает:
– Повторите, пожалуйста!
Мы повторили свое решение. Обменявшись многозначительным взглядом со своим заместителем, полковник нерешительно пожимает плечами и указывает рукой на лестницу.
– Ну, что ж, пожалуйста! – говорит он, всем своим видом показывая, что не может гарантировать нам жизнь и безопасность...
Начинаем подъем. С непривычки лезем медленно, наконец, взбираемся на балкон, через него входим в узкую полутемную комнату. В ней группа офицеров, выстроившихся подковой. Гришин и я инстинктивно занимаем наиболее удобную позицию – встаем у стены, плечом к плечу. Конечно, это – наивная предосторожность: если фашисты захотят что-нибудь с нами сделать, не поможет ничто.
Мы обращаемся к офицерам, повторяем условия капитуляции. Слушают нас внимательно. Через несколько минут «подкова» ломается. Она рассыпается на маленькие группки оживленно спорящих офицеров. По выражению их лиц можно понять: одни из них во главе с полковником – за капитуляцию, другие же, молодые, с упрямыми и фанатичными лицами – против. Кто же возьмет верх?
Опять выстраивается «подкова», комендант выходит вперед:
– Господа русские офицеры! Мы, немцы, умеем ценить истинное мужество и восхищаемся вашим благородным поступком: вы не побоялись подняться в цитадель, чтобы предотвратить кровопролитие... (Полковник несколько театрально склоняет голову и продолжает). Но мы не можем капитулировать без приказа. Однако у нас есть контрпредложение. Даю вам слово чести немецкого офицера, что цитадель не произведет ни одного выстрела по мосту. Но и ваши войска не должны ничего предпринимать против нас. Если же верховное командование верхмахта издаст приказ о всеобщей капитуляции, сдадимся и мы. Таким образом, и ваши солдаты не будут подвергаться обстрелу, и мы не нарушим свой долг...
Это контрпредложение звучит убедительно. На первый взгляд это разумный компромисс, но только на первый взгляд! В действительности это – замаскированный отказ капитулировать.
Наступает наш черед говорить:
– Господа офицеры! Ваше предложение внешне выглядит разумным, но советское командование не может его принять. У нас нет надежных гарантий от обстрела моста вашей артиллерией. Советские войска будут вынуждены брать цитадель штурмом, и возьмут ее, можете не сомневаться! Даем вам последний срок для обдумывания окончательного решения. Если ваши парламентеры не придут к нашему переднему окопу к 15.00, мы начнем штурм.
В комнате воцаряется гробовая тишина. Майор Гришин и я поворачиваемся и идем к балкону, чувствуя на себе полные ненависти взгляды молодых офицеров.
По той же веревочной лестнице мы спускаемся на землю и направляемся к чернеющей невдалеке роще, за которой пролегает наш передний край. В голове тревожные мысли: фашисты нас не тронули, пока надеялись договориться. Но теперь, когда мы отклонили их предложение, любой озверевший фанатик может послать нам вдогонку очередь из автомата...
Нам хочется ускорить шаги. Но мы сдерживаем себя. Проходим весь путь до рощи. Нужно ли говорить, сколь долгим показался нам этот путь? Еще дольше тянулись три часа, данные гитлеровцам на размышление. Мы уже почти не надеемся на успех. Но ровно в 15 часов, с немецкой точностью, к нашим окопам подходят два парламентера с белым флагом. Это все те же комендант крепости и его заместитель. Я выхожу им навстречу.
– Господин капитан! Мы пришли сообщить наше решение. Цитадель, - голос полковника дрогнул от волнения, и на мгновение он запнулся, - ...капитулирует!
Радость охватывает меня, но я не подаю вида и невозмутимо говорю:
— Поговорим о деталях сдачи.
Через несколько часов майор Гришин и я входим в цитадель, на этот раз уже не через балкон, а
через разбаррикадированные ворота. В огромном дворе строятся в колонны немецкие солдаты и офицеры. Наши автоматчики уводят их на сборный пункт для военнопленных.
Во дворе цитадели столпилось много женщин с детьми, стариков. На их лица страх и смятение. Через рупор отдаем приказ:
– Гражданское население может покинуть крепость и отправиться по домам!
Шумный и пестрый поток устремляется к воротам. К нам подходит молодая женщина с ребенком на руках. Глаза ее полны слез, голос дрожит:
– Я знаю, что вы не побоялись подняться наверх и уговорили наших офицеров сдаться. Этим вы спасли жизнь и солдатам, и нам, и нашим детям. Спасибо вам, большое спасибо!..
Владимир ГАЛЛ, военный переводчик, майор в отставке
***
Приглашаю почитать еще один материал о военных переводчиках по этой ссылке - http://xn---83-5cdays9d.xn--p1ai/?cat=26
День военного переводчика – Военное обозрение
21 мая в России отмечается День военного переводчика. Эта дата выбрана не случайно. 21 мая 1929 года, 89 лет назад, заместитель народного комиссара по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР Иосиф Уншлихт подписал приказ «Об установлении звания для начальствующего состава РККА «Военный переводчик»». Данным приказом были заложены нормативно-правовые основы профессии военного переводчика, которая, само собой, существовала в русской армии практически на всем протяжении ее истории.
Далее – по ссылке