Я давно пытался разыскать эту весьма интересную статью, которую хотел бы теперь предложить вниманию коллег по цеху.
В ней изложены «золотые правила синхронного перевода», впервые сформулированные Валентином Дмитриевичем Уваровым. Некоторым они, возможно, покажутся спорными, но в любом случае заслуживают внимания. Статья была написана в те далекие уже годы, когда я был студентом, а автор, Татьяна Воеводина – аспиранткой на кафедре итальянского языка МГПИИЯ.
Пользуясь случаем, хочу с благодарностью вспомнить талантливых преподавателей и чрезвычайно одаренных переводчиков, которые работали тогда на кафедре. Нас учили Лидия Ильинична Грейзбард, Альдо Биндович Канестри, Валентин Дмитриевич Уваров, Николай Александрович Живаго, Виктор Николаевич Романов, Сергей Семенович Прокопович. И отнюдь не случайно, что ведущую группу переводчиков-«итальянистов» долгие годы составляли именно выпускники нашей кафедры, получившие дипломы в 1980-1982 годах.
УСТНЫЙ ПЕРЕВОД В КОММУНИКАТИВНОМ АСПЕКТЕ И ЕГО
СООТНОШЕНИЕ С ДРУГИМИ ВИДАМИ ПЕРЕВОДА[1]
Т.В. Воеводина
В статье В.Д. Уварова «О трех направлениях в переводческих исследованиях»[2] наряду с лингвистическим и семантическим направлениями выделялось новое направление в переводческих исследованиях – автор назвал его социологическим, то есть таким, в рамках которого перевод рассматривается с позиции взаимоотношения людей в процессе перевода. В его статье в качестве исходных идей для построения социологической теории перевода было выдвинуто семь «правил» устного перевода, сложившихся «чисто эмпирически, на основе переводческого опыта автора и других переводчиков, прежде всего устных и синхронных».
Как показывает практика, нередко хорошими устными переводчиками являются лица, заурядно владеющие иностранным языком, и наоборот, люди, отлично знающие язык, зачастую оказывались неспособными к этому роду деятельности. Видимо, тут недостаточно умения более или менее полно и точно перелагать смыслы с языка на язык, а нужно что-то еще.
В свете сказанного можно обсудить и дополнить сформулированные в статье В. Д. Уварова положения, а также решить вопрос о том, какие правила являются общепереводческими, а какие относятся исключительно к устному переводу. Давайте еще раз повторим наши правила в том расширенном виде, какой они имеют в настоящий момент.
Первые восемь правил имеют ярко выраженную социально-психологическую подоплеку. Они по сути дела говорят о том, что главное для переводчика не только и не столько владение двумя языками, главное – владение ситуацией перевода. Переводчик должен уметь играть свою роль, роль переводчика, в социологическом смысле. Если он правильно ее играет, то между ним и потребителями его перевода возникает доверие на уровне общения. Причем доверие именно к переводчику и переводу, а не к самому переводимому оригиналу. Доверие надо понимать не в том смысле, что потребитель полагает, будто все сказанное в переводе – истина, но он должен верить, что переводчик переводит правильно и вообще делает все, что полагается по законам его ремесла.
Какой устный переводчик вызывает доверие аудитории? Разумеется, тот, который демонстрирует легкость и непринужденность исполнения. Недаром ведь бытует мысль, что в исполнительском искусстве видимость легкости, с которой исполнитель делает на сцене объективно трудные вещи, едва ли не составляет самую суть искусства, художественности. По-видимому, точно так, как балерина, танцуя с кажущейся легкостью, вызывает доверие как балерина, и переводчик, делающий свое дело с легкостью, т.е. четко и уверенно, вызывает доверие как переводчик. Первые четыре правила строго направлены к этой цели: обеспечить ощущение легкости.
Правило № 5 выражает весьма важный принцип перевода: текст перевода должен быть понятен самому переводчику, так как человек, говорящий непонятное для себя, довольно быстро выдает себя. А это, очевидно, подрывает доверие к переводчику.
Правило № 6 указывает, как технически достичь полной понятности переводимого для потребителя, даже в том довольно вероятном случае, когда переводчик понимает (или успевает услышать, воспринять) далеко не все.
Правило № 7 (о логичности) вытекает из стереотипной оценки самой ситуации устного перевода, существующей в общественном сознании. Принято считать, что переводятся важные тексты, произносимые компетентными и авторитетными людьми. От этих людей и, соответственно, их текстов потребитель ждет квалифицированной организации речи, т.е. прежде всего логичности, ибо логичность речи (а не, скажем, эмоциональность, красочность, выразительность) считается показателем качественного мышления. Если же авторитетный участник ситуации перевода говорит нелогично, сбивчиво, то слушатели на основании описанного выше стереотипа все равно будут склонны считать, что нелогичен перевод, а не оригинал.
Правило относительно устойчивых словосочетаний в устном переводе (№ 10) – это, по-видимому, частная, более простая форма «правила функционального подобия», верного вообще для всех видов перевода. Смысл его в том, что при переводе сообщению необходимо придавать языковую форму аналогичную той, к которой потребитель привык в текстах аналогичного жанра, содержания или функционального назначения на языке перевода. Разумеется, в полной мере осуществить это правило в устном (а тем более в синхронном) переводе невозможно, так как в процессе устного перевода переводчик имеет дело не с целостным текстом (как при письменном переводе), а с весьма ограниченным его отрезком. Поэтому, видимо, единственный способ придать тексту на языке перевода более или менее привычную форму – это соблюдать правила сочетания слов, принятые в языке перевода.
Правило о снятии образных выражений в переводе относится исключительно к устному переводу. В письменном переводе образность тоже нередко пропадает, но это не может быть принципиальной установкой – это, так сказать, издержки производства. В устном переводе попытки передать образность оригинала обыкновенно получаются смешными. Дело в том, что образность имеет двоякую природу: с одной стороны, это функция языка, его структуры и нормы и, с другой стороны, это характерная особенность индивидуального стиля данного автора. Так что простой механический перенос образности с одного языка на другой невозможен. Это хорошо знают все переводчики художественной литературы. Вполне понятно, что при ограниченности времени, которое имеется у устного переводчика «на размышление», и при малости того отрезка текста, который в каждый данный момент имеется в его распоряжении, нечего и думать, что он сумеет передать образность. Поэтому в устном переводе не следует и отвлекаться на поиск образных эквивалентов.
Правило о языковой нормативности перевода (№ 9), по нашему мнению, относится, прежде всего, к устному переводу, хотя нынешняя переводческая практика во всех видах перевода (за весьма редкими исключениями) склоняется к всеобщей нормативности переводов.
В устном переводе независимо от качества исходного текста следует держаться нормативного языка по двум причинам. Первая та же, по которой следует говорить логично (см. выше). В общественном сознании, без сомнения, существует стереотип, что авторитетные участники ситуации перевода говорят нормативно. Ненормативность перевода будет воспринята потребителем как ошибки самого переводчика.
Вторая причина, можно сказать, техническая. Она – та же, по которой приходится снимать в устном переводе образность, т.е. имеется техническая трудность воспроизведения на другом языке ненормативной речи на языке перевода. Так что устному переводчику не следует и ставить перед собой эту практически неисполнимую в его условиях задачу, тем более что удачи на этом пути (если они и будут) никто не оценит по изложенным выше причинам.
Возникает только вопрос: а почему, собственно, в правила включены только эти закономерности – ведь существует и известна также масса других двусторонних закономерностей языков, контактирующих в процессе перевода. Или указанные закономерности самые важные? Но тогда каков вообще критерий важности некой закономерности?
По нашему мнению, дело в следующем. Любой текст перевода (независимо от вида и жанра перевода), наряду с тем, что должен обладать какими-то чертами, вытекающими из особенностей оригинала, непременно обязан отвечать одному фундаментальному требованию: это должен быть хороший текст на языке перевода.
Социально-психологическое обоснование этого, по-видимому, общепереводческого требования то же самое, что обоснование требования логичности и нормативности устного перевода. Считается, что уж если некоего автора переводят, то это, скорее всего, хороший автор, следовательно, потребитель ждет в качестве перевода хорошего текста.
Сама идея хорошего текста тесно связана с представлением о двойной соотнесенности текста перевода: с текстом оригинала, с одной стороны, и принятой манерой строить на языке перевода тексты сходного содержания и функции – с другой, и с вытекающим отсюда понятием «текста-эталона». Так вот, указанные в правилах сопоставительные закономерности являются, по нашему мнению, необходимыми и достаточными факторами для достижения хорошего русского текста. То, что этих факторов на самом деле достаточно, определяется эмпирически, на основании лингвистического эксперимента.
Однако остается не вполне проясненным само понятие «хорошего текста». Мы понимаем под хорошим текстом текст, почитаемый за таковой в данной языковой и культурной общности на некотором историческом этапе, т.е. критерием у нас является восприятие языкового коллектива. Такой подход к делу возможен, так как суждение о тексте «плохой/хороший» в весьма незначительной степени оказывается делом личного вкуса, но в основном является присущим всему языковому коллективу. В обществе живет некий идеал правильного и красивого говорения и писания, к которому более или менее осознанно стремятся говорящие и пишущие. Тексты весьма близкие к этому идеальному эталону считаются в данном обществе образцовыми, классическими, достойными подражания. Таковы тексты хороших писателей, некоторых философов, публицистов, иногда ученых.
Вполне понятно, что если существуют тексты, признаваемые в данном обществе за хорошие, то, значит, существуют и какие-то общие языковые черты этих текстов, позволяющие причислять – пусть интуитивно – к этому множеству вновь создаваемые тексты.
На практике, однако, оказывается, что лингвистическая интерпретация явления хорошего стиля – чрезвычайно трудное дело. Мы неплохо представляем себе, каковы лингвистические особенности официально-делового или газетно-публицистического стиля, но почти ничего не знаем о стиле просто хорошем.
Р. Харвег считает, что хороший стиль – это текстовая категория, т.е. его критерии лежат вне пределов отдельно взятых предложений; хороший текст характеризуется не просто употреблением тех или иных слов или конструкций, но удачным с многих точек зрения способом воплощения в словесной форме каких-то мыслей и чувств автора.
Однако для некоторых практических целей (например, перевода) пока что подойдет и значительно упрощенная интерпретация этого сложного явления – хорошего стиля.
Почему мы можем удовлетвориться неполной интерпретацией?
Так как мы взяли в качестве критерия хорошего текста восприятие его языковым коллективом, то представляется весьма резонным воспользоваться понятием порога восприятия. Дело в том, что когда перевод осуществляется в соответствии с тем, что мы называли функционально-жанровым прототипом, а А.В. Батрак называет текстом-эталоном, то разные параметры этого прототипа, объективно присутствующие в нем, оказываются далеко не равнозначимыми при восприятии. Говоря попросту, какие-то параметры (и соответственно их нарушения) более на виду, а другие – менее. Переводя в соответствии с функционально-жанровым прототипом, переводчик непременно должен соблюсти первые, а нарушение вторых, в общем, не воспринимается, даже если оно объективно существует и может быть зафиксировано с помощью того или другого исследовательского приема.
По-видимому, сформулированные под №№ 12-17 правила и являются выведенными из практики минимально необходимыми и воспринимаемыми языковым коллективом параметрами хорошего текста. Практика устных переводчиков показывает: текст, построенный с выполнением этих параметров, при устном переводе представляется аудитории хорошим.
Для письменного, тем более художественного, перевода к этим параметрам должны добавиться другие, более подробно описывающие текст. Это и понятно: устный перевод воспринимается на слух, однократно, поэтому долго и тщательно размышлять над текстом не имеет возможности ни переводчик, ни потребитель его перевода. Поэтому и можно ограничиться немногими параметрами сходства с прототипом на языке перевода. На основании сказанного совершенно очевидно, что для выяснения вопроса, действительно ли достаточно этих параметров, мы обращаемся к самим участникам ситуации перевода – их мнение о тексте для нас имеет решающее значение. Изменяя то один, то другой параметр, по-разному их комбинируя и предъявляя полученные тексты информантам (стилистический эксперимент в чистом виде), мы убеждаемся, что перечисленных параметров действительно достаточно, чтобы текст производил впечатление хорошего.
Остается вопрос: в какой мере применимы сформулированные правила для письменного перевода?
Как нам представляется, дело обстоит следующим образом. Правила, имеющие обоснование исключительно в социально-психологических особенностях ролевого взаимодействия участников ситуации устного перевода, являются специфическими для устного перевода. Таковы правила о логичности, ясности, нормативности, а также правила, вытекающие из условий, в которых работает устный переводчик: однократное звучание исходного текста, предъявление текста «по кускам», минимум времени на размышления. Сюда относятся правила об исключении образности, метафоричности, а также о переводе-замене (№№ 6-7) в случае недостаточного понимания или усвоения оригинала. (В письменном переводе переводчик может почти всегда, так или иначе, доискаться до смысла какого-то неясного куска текста).
Сюда же примыкает правило № 17 о том, что цифровые данные и необщеизвестные собственные имена при первом упоминании не переводятся, а заменяются. Это правило вытекает, во-первых, из условий работы устного переводчика: при однократном прослушивании весьма значительна вероятность ошибки в воспроизведении незнакомого собственного имени или числа. Гораздо надежнее будет, если переводчик назовет имя или число при втором-третьем упоминании. При первом упоминании уместнее генерализация типа: «в одном городе», «отдельные представители оппозиции», «некоторые прогрессивные журналисты», «сотни жертв», «значительный рост производительности труда» (вместо "на 28,7%") и т.п. Если повторных употреблений не последовало, то такая генерализация вовсе не повредит общению, тем более что она имеет подкрепление в функционально-семантической роли соответствующих слов в целостном тексте. Действительно, если некто говорит, что, предположим, за пятилетку производительность труда на каком-то предприятии повысилась на 28,7%, и более к этой цифре не возвращается (не сравнивает ее с соответствующими показателями других предприятии, не говорит, что при каких-то иных обстоятельствах она могла бы повыситься на 30-31% и т. п.), то эта цифра значит в данном конкретном контексте просто «много». Вот что важно для коммуникации.
Почему же наш оратор говорит 28,7%? Дело тут в том, что тексты определенного жанра, произносимые в определенных условиях общения людей, должны иметь некую регламентированную форму (функциональный стиль). Считается, что цифровой материал придает речи точность объективность и доказательность (хотя на самом деле может быть и совсем наоборот). Аналогично обстоит дело с собственными именами. Так что, в общем, переводчик может опускать цифры и имена при однократном упоминании. Для осуществления коммуникации это в высокой степени безразлично и, как мы старались показать, не особенно искажает смысл текста. Может несколько пострадать сходство с функционально-жанровым прототипом (в соответствующих текстах требуется такое-то количество цифр и названий), но это вполне можно восполнить в других частях текста.
Теперь нам остается рассмотреть вопрос, почему хорошие устные переводчики нередко оказываются весьма посредственными письменными. Мы уже писали, что текст перевода включен в две системы связей: 1) перевод - оригинал и 2) перевод - литературная традиция языке перевода (через «текст-эталон»). Сильное преобладание первого рода связей характерно для переводов-реконструкций («формальная эквивалентность» Ю. Найды), а преобладание второго рода связей характерно для перевода-переделки («творческая транспозиция» Р. Якобсона, «динамическая эквивалентность» Ю. Найды).
Обычно переводчик в процессе своей работы стремится нащупать некий компромисс между той или другой связью. Практика показывает, что один и тот же человек, выступая в роли устного переводчика (в большей степени это, видимо, относится к последовательному переводу) и принимая то или иное переводческое решение, скорее отдаст предпочтение второго рода связи. Он же, переводя письменно тот же самый текст, обычно склоняется в пользу первого рода связей (перевод-оригинал).
Психологическая основа этого явления, видимо, довольно проста: написанный текст пользуется большим престижем, чем произнесенный.
Отсюда устный переводчик чувствует себя гораздо более «свободным» в отношении переводимого текста, чем письменный. Как он обычно поступает? Еще не начав переводить, переводчик старается уловить в целом прагматическую направленность ситуации: цель беседы и встречи, взаимоотношения ее участников и т. п. Сообразуясь с указанными обстоятельствами, переводчик создает новый текст на языке перевода, отражающий в необходимой степени смысл исходного текста и отображающий вышеуказанные обстоятельства. При устном переводе, особенно при переводе со смысловой, идеографической записью, переводчик, не заботясь о форме, в которой Источник выразил некую информацию, передает ее в манере, присущей языковому коллективу языка перевода. Особенно это относится к синтаксису в широком смысле слова, т.е. к организации высказывания, к способу развития определенной логической информации в речи. Хороший устный переводчик никогда не копирует иноязычную организацию высказывания, даже когда это вполне возможно.
Вообще устный переводчик более чем письменный, психологически настроен на сравнительно вольное обращение с переводимым текстом. В нем ему представляется ценным только смысл, но и тот нередко полностью подчиняется коммуникативному заданию. В подавляющем большинстве случаев переводчик даже не задумывается о возможности передачи при устном переводе индивидуального стиля Источника.
Иным образом обстоит дело при письменном переводе. Здесь форма выражения некоторой мысли, описания некоторого отрезка действительности для переводчика приобретает гораздо большее значение. Переводчику уже кажутся непозволительными те трансформации, которые он без колебаний делал при устном переводе, они представляются «искажением», «отступлением» и т. п.
Таким образом, получается, что хороший устный перевод не имплицирует хорошего письменного в основном по двум причинам:
Подводя итоги, можно сказать, что в настоящей статье мы попытались:
[1] С согласия автора статья публикуется в сокращении. Полная ее версия доступна по ссылке http://samlib.ru/w/wagapow_a_s/voyevodina.shtml
[2] Тетради переводчика, вып. 15. М., 1978, с. 16.
[3] «Золотое правило» синхрониста: «Если ничего не понял, скажи, что Волга впадает в Каспийское море» (– А.Поддубный).