<
>

 

О крепостном праве в России, или правомерность и эффективность включения в договор с переводчиком условия об отказе от конкуренции

С удовольствием предоставляем трибуну Ирине Лихтенштейн, хорошо знакомой многим участникам переводческого сообщества переводчице из Казани, известной еще и тем, что она организовала и руководит единственным, наверно, в России "бюро" (точное название - Региональная общественная организация Республики Татарстан «Агентство авторских и смежных прав»), которое строит отношения между переводчиками и заказчиками на основе договоров авторского заказа. Об этом интересном формате ведения бизнеса она, возможно, расскажет подробно в следующей статье.

 

Публикуя статью, «редакция» сайта НЛП делает дежурный disclaimer, заявляя, что высказанные автором мнение не обязательно и не во всем совпадает с мнением редакции. Для дополнительного чтения по поднятой теме приглашаем посетителей сайта прочитать и приводимую вслед за статьей И.Лихтенштейн выдержку из «Методических рекомендаций по заключению договоров между переводчиками и заказчиками», представленных urbi et orbi на ТФР 2013 в Красной поляне (http://www.russian-translators.ru/perevodchesky-opit/practika/metodrekomendatzii/). Там эта тема разобрана с большей подробностью и в разных аспектах.

 

 

О КРЕПОСТНОМ ПРАВЕ В РОССИИ, ИЛИ ПРАВОМЕРНОСТЬ И ЭФФЕКТИВНОСТЬ ВКЛЮЧЕНИЯ В ДОГОВОР С ПЕРЕВОДЧИКОМ УСЛОВИЯ ОБ ОТКАЗЕ ОТ КОНКУРЕНЦИИ

 

Меня всегда удивляло равнодушное и даже беспечное отношение переводчиков к своим правам.

Поразительно, как легко они отступают перед агрессивным заказчиком/работодателем, соглашаясь на унизительные условия оплаты, отказываясь от авторских прав, принадлежащих им по закону, от права на отдых, оплаченный отпуск, оплачиваемый больничный лист и еще от многих привилегий сотрудника, работающего по найму, и регистрируясь в качестве ИП, что, надо сказать, совершенно необязательно в свете произошедших существенных изменений в трудовом законодательстве.

Особенно удивляет отношение переводчиков к попыткам бюро переводов превратить их в крепостных путем включения в гражданско-правовой договор условия об отказе от конкуренции.

Конечно, многие переводческие компании сталкиваются с проблемой миграции переводчиков из одной компании в другую. Можно предположить, что причина миграции, скорее всего, связана с тем, что переводческие компании не могут обеспечить переводчикам ни постоянную нагрузку, ни адекватную оплату их нелегкого труда, ни разумные сроки исполнения заказов.

Казалось бы, для того, чтобы удержать переводчиков, нужно изменить свое отношение к ним, создать такие условия, чтобы переводчику было комфортно работать с БП. Но БП борются с этим неприятным для них явлением иными способами. Во-первых, они скрывают от заказчиков сведения о переводчике. Переводчик становится неким «бойцом невидимого фронта», имя которого неизвестно, хотя подвиг, учитывая размер оплаты и срок исполнения, поистине бессмертен. Во-вторых, от переводчика скрывают и заказчика перевода. Переводчик общается с конечным пользователем через менеджера БП, это затрудняет необходимое в процессе работы над переводом взаимодействие между переводчиком и заказчиком. И, наконец, БП включают в контракты с переводчиками условие об отказе от конкуренции.

Как переводчик может представлять угрозу для БП в смысле конкуренции, не вполне ясно, кроме, конечно, тех случаев, когда речь идет об устном переводчике – его в любом случае заказчик увидит и будет с ним общаться. Тем не менее, БП полагают, что такие способы повышают их конкурентоспособность на рынке. Что же касается переводчиков, то подобная практика означает дискриминацию и ущемление их права на труд. Если называть вещи своими именами, то на деле БП ограничивают возможности выбора работы (и получения дохода – sic!) и препятствуют продвижению переводчика как профессионала на рынке.

Кстати, может ли хотя бы одно БП точно рассчитать ущерб, который переводчик способен нанести своему случайному работодателю, вступив в преступную связь с конечным пользователем до истечения предписываемого срока, и предъявить общественности такие расчеты?

Эти способы защиты конкурентоспособности наводят на мысль о временах крепостного права.

Отметим, что в российском законодательстве отсутствует такое понятие как «соглашение об отказе от конкуренции».

Более того, сам факт заключения подобного соглашения является нарушением действующего законодательства – как Конституции РФ, так и Трудового и Гражданского кодексов.

Статья 37 Конституции РФ гарантирует всем гражданами РФ свободное право на труд и на распоряжение своими способностями. Следовательно, любые ограничения таких прав являются нарушением конституционного права граждан. Поэтому в силу ст.168 ГК РФ соглашение об отказе от конкуренции являться ничтожной сделкой по причине его несоответствия положениям закона и не влечет юридических последствий.

Единственным следствием заключения такого соглашения может стать решение суда, который, признав сделку ничтожной, обяжет стороны вернуть всё полученное по сделке.

В отечественном законодательстве предусмотрена защита коммерческой тайны. Работодатель вправе обязать сотрудника не разглашать полученную в ходе исполнения служебных обязанностей информацию, если таковая представляет собой коммерческую тайну (а для отнесения ее к этой категории компания должна соблюсти предписанные законом условия).

Однако применительно к переводчику, тем более, работающему по гражданско-правовому договору, обязательства по сохранению коммерческой тайны заказчика вряд ли эквивалентны навязываемым ему положениям соглашения об отказе от конкуренции.

Итак, соглашение об отказе от конкуренции в России не гарантирует обязательность ее исполнение сторонами и не влечет никакой ответственности за невыполнение условий соглашения.

Интересно, что стремление БП к ограничению свободы переводчиков отразилась в обсуждаемом сейчас проекте «Этического кодекса переводчика» (версия 1.3.2), где пункт об отказе от конкуренции звучит так:

«3.2. Связи с конечным заказчиком

Переводчик не устанавливает связь с конечным заказчиком в обход своего непосредственного заказчика во время выполнения перевода или участия в мероприятии и в течение одного года после их завершения, если иное не оговорено в соглашении между переводчиком и переводческой компанией».

Если запрет установления связи между переводчиком во время выполнения перевода звучит достаточно двусмысленно, поскольку не обозначены ни характер, ни цель такой интимно-интеллектуальной связи, то предлагаемый срок один год после завершения работы – это прямое ущемление прав не только переводчика, но и заказчика, который, без принятия на себя каких-либо обязательств, тоже – по мнению БП – оказывается лишенным возможности и права работать в дальнейшем с таким переводчиком по своему усмотрению. К тому же, выбор срока ничем не обоснован – почему 1 год, а не 6 месяцев или 5 лет?

При этом не возникает никаких ответных обязательств со стороны переводческой компании, компенсирующих отказ переводчика от заключения прямого договора с заказчиком. Не говорится об этом и в проекте этического кодекса, что придает последнему в этой части несколько односторонний характер с видимым перекосом в сторону интересов работодателей.

Требование хранить БП верность было бы понятным и обоснованным, хотя и находилось бы вне российского правового поля, если бы, скажем, БП гарантировало переводчику достойную оплату и регулярную занятость или бы тратило деньги на его обучение и т.д.

Конечно, если устный переводчик пошел работать от фирмы, неэтично предлагать заказчику заплатить ему лично, а не через БП. Но требовать от переводчика не вступать в прямые контакты с этим заказчиком в дальнейшем в течение года БП не вправе. К тому же, конечный пользователь может предложить ему гораздо более комфортные условия, например, взяв его на постоянную работу с адекватной зарплатой и полным соцпакетом.

Мне возразят, что переводчики работают с БП не по трудовым, а по гражданско-правовым договорам, и действие Статьи 37 Конституции РФ на них не распространяется.

Но, во-первых, в этом случае договор об отказе от конкуренции, равно как и договор о непереманивании сотрудников не будут соответствовать закону, поскольку такое соглашение ограничивает одну сторону в свободе ведения предпринимательской деятельности и означает злоупотребление переводческой компанией своим доминирующим положением на рынке по отношению к фрилансерам. А это уже есть прямое нарушение Статьи 10 Закона РФ «О конкуренции».

Во-вторых, если БП заключает с переводчиком гражданско-правовой договор, то здравый смысл и жизненный опыт подсказывают нам, что делается это для того, чтобы минимизировать свои налоговые обязательства, расходы на оплату больничных, отпусков, вынужденных простоев, сверхурочных, а вовсе не из желания соблюсти интересы переводчика.

Надо отметить, что отношение к этой ситуации у законодателей явно изменилось. Поэтому не случайно 28 декабря 2013 года в Трудовой кодекс РФ были внесены изменения, направленные против работодателей, заключающих с физическим лицом вместо трудового договора договор подряда, возмездного оказания услуг, агентский договор и т.п.

Ч. 4 ст. 11 ТК РФ устанавливает прямой запрет заключения гражданско-правовых договоров вместо трудовых в тех ситуациях, когда между исполнителем и заказчиком фактически сложились или устанавливаются трудовые отношения. Дополнение к ст.15 ТК РФ гласит, что заключение гражданско-правовых договоров, регулирующих фактически трудовые отношения между работником и работодателем, не допускается. А новая ст. 19.1. ТК РФ перечисляет способы их переквалификации в трудовые договоры.

Соглашение об отказе от конкуренции не является ноу-хау отечественных бюро переводов. В ряде западных стран подобные соглашения встречаются. Однако западный опыт заимствуется  БП выборочно.

В западных странах соглашения об отказе от конкуренции включают также обязательства сотрудника не разглашать конфиденциальную информацию, полученную в процессе работы в компании, соблюдать лояльность по отношению к компании, не распространять негативную информацию о компании, в течение определенного срока не устраиваться на аналогичные должности, а также не заниматься собственной практикой в данной области.

Но подобное соглашение обычно распространяется не на всех сотрудников, а только на тех, кто имеет доступ к конфиденциальной или иной информации, от которой зависит положение компании на рынке.

Пределы действия соглашения ограничиваются определенным периодом времени (время работы в компании и несколько лет после увольнения), территорией действия (город, регион, страна) и сферой деятельности компании.

Поскольку обязательство сотрудника соблюдать условия соглашения влечет финансовые потери, ограничивая возможность выбора работы, работодатель выплачивает ему при увольнении определенные суммы, например, ежемесячно. При этом выплачиваемые по такому соглашению суммы далеко не символические. 

Законодательно установлено, что условия соглашения должны иметь разумные пределы и могут ограничивать право сотрудника лишь в той мере, в которой это необходимо для защиты законных интересов работодателя.

Аналогичные соглашения могут заключаться не только между работодателем и наемным работником, но и между компаниями, например, соглашения с эксклюзивным представителем или дистрибьютором.

Понятно, что такое соглашение о неконкуренции существенно ограничивает возможности трудоустройства и поле деятельности в качестве наемного работника, ИП, владельца или совладельца предприятия и т. п., даже если человек не будет работать непосредственно на конкурента своего работодателя. Поэтому для соблюдения баланса интересов такие соглашения предусматривают бонусы тем, чьи возможности ограничиваются.

Юридическая сила подобных соглашений зависит от общегосударственных и местных законов, сферы ограничений, которые накладывает работодатель, судебных прецедентов, а также множества других факторов. В частности, в США работодатель не может заставить работника без веских оснований подписать соглашение о неконкуренции или неразглашении.

Суды также стараются соблюдать баланс интересов. Например, если работнику запрещено после увольнения работать в течение шести месяцев на конкурентов той или иной компании, находящихся от нее в радиусе 100 миль, и он докажет, что эти условия серьезно повлияют на его право зарабатывать на жизнь, ограничения могут быть сняты.

Что же касается соглашений о конфиденциальности, то и тут все зависит от того, действительно ли конфиденциальная информация является производственным секретом. Закон защищает только действительно конфиденциальную информацию, которая имеет коммерческую ценность, и разглашение которой наносит ощутимый урон финансовому положению компании.

В отсутствии желательных для них положения закона бюро переводов могут защищать свои интересы не в ущерб интересам переводчиков, если они по-настоящему озабочены этой проблемой.

В качестве механизмов защиты можно, например, использовать такие инструменты как: 

  • защита персональных данных – на случай, если менеджер сбежит к конкуренту вместе с наработанной базой данных переводчиков;
  • защита коммерческой тайны – если менеджер сбежит с клиентской базой;
  • достойная оплата труда, обоснованные нормы времени, адекватная система оплаты труда переводчиков, социальные гарантии, оплаченный отпуск для переводчика, переквалификация ГПД в трудовые договоры на добровольной основе, гибкая система премий и разных бонусов.

И в заключение, можно предложить БП относиться к проблеме по-философски – ведь  «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло!».

 

***

 

Выдержка из «Методических рекомендаций по заключению договоров между переводчиками и заказчиками» (полный текст см. по ссылке http://www.russian-translators.ru/perevodchesky-opit/practika/metodrekomendatzii/)

 

КОНКУРЕНЦИЯ И НЕКОНКУРЕНЦИЯ. МОРАЛЬНЫЕ И ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ ВОПРОСА

 

В контексте деловых отношений, складывающихся между переводчиком и БП, возникает вопрос о том, можно ли (этично ли/допустимо ли по закону) переводчику, получившему заказ на работу от БП и в ходе этой работы вступившему в прямой контакт с конечным заказчиком, начать работать с таким заказчиком напрямую, минуя БП?

Следует отметить, что для некоторых переводчиков работа через БП не столь уж и обременительна, так как они готовы и даже предпочитают отдать ему на откуп все организационные вопросы по переводческому заказу/мероприятию и поступиться за это частью прибыли.

Интересы сторон в этой ситуации предельно понятны и не нуждаются в расшифровке. Они сугубо материальные. Инициаторами постановки этого вопроса и, соответственно, включения в проект договора соответствующего положения выступают БП, видящие в подобном сценарии прямой ущерб для себя. С целью максимальной защиты своих материальных интересов БП стремятся не только связать переводчика соответствующими обязательствами, но и пригрозить ему различными штрафами за неисполнение таковых.

Для примера ниже приводится выдержка из реального шаблона договора БП с переводчиком, взятая из присланных в рабочую группу образцов договоров.

Недопущение конкуренции и предотвращение возможного обхода Договора

В течение срока действия настоящего Договора Исполнитель обязуется не вступать в прямую конкуренцию с Заказчиком и не оказывать услуг по переводу и смежных услуг, а также не оказывать услуг по переводу и смежных услуг при посредничестве третьих лиц, для клиентов, являющихся клиентами Заказчика, для оказания услуг которым Исполнитель привлекается Заказчиком в качестве субподрядчика в рамках настоящего Договора. Это означает, что Исполнитель не будет принимать участия ни в какой деятельности и ни в каких соглашениях, которые потенциально могли бы нанести материальный ущерб или причинить убытки Заказчику. Исполнитель гарантирует, что в течение срока действия настоящего Договора вплоть до его истечения Исполнитель обязуется незамедлительно информировать Заказчика о реальных или возможных событиях, при которых Исполнитель вступает или может вступить в прямую конкуренцию с Заказчиком в соответствии с вышеприведенным описанием, а также нанести материальный ущерб или убытки Заказчику.

В этом примере ограничения сформулированы относительно «мягко». Встречаются тексты, запрещающие переводчику вступать в контакты с прямыми заказчиками БП в течение 3-5 лет по истечении срока действия договора или предусматривающие штрафы размером в несколько десятков тысяч рублей/тысяч евро или иные меры.

Прежде чем рассмотреть и моральную, и правовую сторону вопроса, следует обратить внимание на некоторые технические аспекты этой ситуации.

Ни в одном из договоров, включающих подобное положение и явившихся предметом рассмотрения рабочей группой, не определено понятие «прямой клиент». Во многих случаях переводчик не знает его наименования и, получая заказ через другое БП от того же «прямого клиента», не может в силу отсутствия этой информации выполнить это требование, даже если бы он и желал сделать это. Далее, если «прямым клиентом» является крупная организация со многими департаментами (например, «Майкрософт»), то какое реальное значение вкладывает БП в понятие «прямой клиент»? Очевидно, что отсутствие надлежащей четкости в терминах лишает БП многих шансов на желаемое обеспечение своих материальных интересов.

Далее необходимо рассмотреть моральную сторону вопроса.

Скорее всего, общее мнение порядочных людей будет таково, что «уводить чужих клиентов – не комильфо», и это – одно из правил поведения в «приличном обществе».

Однако когда переводчик приходит к прямому клиенту БП и говорит: «Давай работать напрямую, это ж выгодней, зачем нам посредник» – это одно. Когда же к переводчику обращается другое бюро с заказом на работу на того же клиента, да еще и если это происходит спустя какое-то время после окончания сотрудничества с первым БП, или если такой прямой заказчик, познакомившись в ходе работы через БП с конкретным переводчиком и убедившись в его незаурядных профессиональных способностях, исполнительности и четкости, затем сам выходит на переводчика и предлагает ему сотрудничество, то кто может против этого возразить? Если и возразит, то на каких основаниях? Однако в договорах зачастую эти две ситуации сливаются в одну.

Таким образом, огульный подход в попытке запретить переводчику вступать в деловые отношения с заказчиками БП явно несостоятелен ни с организационной, ни с этической точки зрения.

Желательно также изучить вопрос о том, обоснованно ли выдвигать требования о «неконкуренции» только переводческой компании в одностороннем порядке, или переводчику тоже есть что потребовать от БП?

Вот реальная жизненная ситуация, описанная переводчицей с относительно редким языком, рынок для которого уже, чем для английского языка. На время своего отпуска она дала сотрудничающему с ней БП контакты своего коллеги. По возвращению она узнает, что «ее» БП теперь предпочитает работать с этим коллегой, более сговорчивым по тарифам. БП нанесло ей прямой ущерб, нарушив джентльменское соглашение о временном характере работы с ее коллегой.

Очевидно, что на поле деловых отношений нельзя постоянно играть в одни ворота. Можно было бы предложить решение этого вопроса на иной, более справедливой основе, чем та, которая встречается в договорах, нередко навязываемых БП переводчикам (здесь следует отметить, что такие положения чаще всего встречаются в шаблонах договоров, предлагаемых для подписания более или менее крупными БП, являющимися ведущими игроками на рынке переводов, тогда как средние и мелкие БП к этому средству защиты своих материальных интересов почти не прибегают).

Поскольку ГК РФ в самых начальных своих статьях (ст. 1) постулирует, что стороны договора – равноправны, то применительно к рассматриваемой ситуации это положение можно было бы интерпретировать таким образом: обе стороны договора – и БП и переводчик – принимают на себя равные по объему встречные обязательства о неконкуренции.

Переводчик соглашается на период работы с БП (но, конечно, ни секунды дольше) воздерживаться от принятия заказов от тех заказчиков БП, на которых он работал через БП, чтобы не нарушались права и не ущемлялись финансовые интересы БП, а БП обязуется не заключать договоры на оказание услуг с другими переводчиками, чтобы не нарушались права и не ущемлялись финансовые интересы этого переводчика, и давать работу только этому переводчику, который пошел БП навстречу.

Это могло бы быть справедливым и сбалансированным решением.

Оставаясь же на позициях здравого смысла, нельзя не признать, что такое решение маловероятно. На рынке всеми его участниками движут в первую очередь и преимущественно соображения собственного материального интереса. Кому с кем удобнее работать – каждый определяет на основе свободной конкуренции. Если клиенту удобнее и надежнее работать с бюро, он и не уйдет к переводчику-фрилансеру.

С другой стороны, если переводчику выгодно сотрудничать с каким-то БП (хорошие и частые заказы при хороший оплате), то и он ценит эти отношения и не будет испытывать их на прочность без нужды. В противном случае, что же ему заботиться об интересах БП, если он в ответ не видит уважительного и бережливого к себе отношения?

Рассмотрев этическую сторону вопроса о «конкуренции и неконкуренции», следует обратиться к его правовой стороне.

Поскольку в подавляющем большинстве случаев отношения между переводчиком и БП, находящимися в РФ, регулируются действующим в РФ законодательством, то такое рассмотрение надлежит производить в рамках российского права (при понимании того, что ГК РФ дает сторонам договора свободу выбора регулирующего права, и теоретически договор между переводчиком из Урюпинска и переводческой компанией из Нью-Васюки может регулироваться правом Гондураса при обязательном, правда, условии, что применяемые его положения не будут противоречить действующему российскому законодательству).

В обоснование своих попыток ограничить свободу действий переводчика БП ссылаются на «передовое» западное право. Действительно, в англо-саксонском, например, праве, которое, конечно, уже многие десятилетия и даже века обслуживает рыночные отношения в капиталистических странах и в силу этого является детально проработанным во многих областях, существуют правовые нормы, ограничивающие конкуренцию. Надо, однако, понимать, что такие соглашения, заключаемые между компаниями и физическими лицами, преимущественно служат цели защиты исключительных прав организации на использование принадлежащих ей результатов интеллектуальной деятельности – секретов производства, баз данных и т. д., а не цели воспрепятствования работе на конкурентов в дальнейшем ее становящихся бывшими сотрудников или ее контрагентов в принципе (как это имеет место на переводческом рынке РФ). Кроме того, и в Великобритании организация не может наложить ограничивающее обязательство только для того, чтобы устранить чью-либо конкуренцию, но может попытаться прекратить использование чего-либо или нанесение ущерба чему-либо, что принадлежит организации на законных основаниях (NB!).

Срок действия таких ограничений, согласно британской, например, судебной практике, должен быть разумным и, как правило, равняется периоду времени, которое преемнику бывшего сотрудника потребуется для установления своего влияния на деловые контакты, либо которое потребуется для того, чтобы сведения работника устарели, либо иного периода времени, определяемого по аналогии. Здесь ключевым словом является разумная продолжительность срока действия ограничения.

В английском праве есть норма о невзаимодействии (non-dealing covenant), согласно которой бывшему работнику запрещается взаимодействовать с клиентами его бывшего работодателя даже в случая обращения к нему этих клиентов инициативно. Но поскольку данное ограничение затрагивает права и третьих лиц, английские суды при рассмотрении подобных дел действуют осторожно и всегда принимают во внимание законность защищаемых интересов. Это обстоятельство, кстати, следует иметь в виду сторонам договора и в России.

Что касается российской ситуации, то в нашей стране на нынешнем этапе развития правовой базы акцент делается не на ограничении конкуренции, а, наоборот, на ее поощрении, поэтому в российском праве отсутствуют нормы, на которые могло бы сослаться БП в качестве обоснования включения в договоры с переводчиками оговорок о неконкуренции, зато присутствуют обратные по действию нормы.

Хотя в широком смысле слова антимонопольное законодательство РФ основывается на положениях Конституции РФ (ст. 8, 34, 71, 74), Гражданского кодекса РФ (ст. 1, 10), Уголовного кодекса РФ (ст. 178 УК РФ[1]), федеральных законах и постановлениях ФАС, в более узком смысле эти вопросы детально регулируются в Федеральном законе РФ № 135-ФЗ от 26 июля 2006 года «О защите конкуренции».

В нем определяются организационные и правовые основы защиты конкуренции, в том числе меры предупреждения и пресечения монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции, а целью его являются обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров, свободы экономической деятельности в Российской Федерации, защита конкуренции и создание условий для эффективного функционирования товарных рынков. Законом вводится понятие «недобросовестная конкуренция», под которой понимаются любые действия хозяйствующих субъектов (группы лиц), которые направлены на получение преимуществ при осуществлении предпринимательской деятельности, противоречат законодательству Российской Федерации, обычаям делового оборота, требованиям добропорядочности, разумности и справедливости и причинили или могут причинить убытки другим хозяйствующим субъектам-конкурентам либо нанесли или могут нанести вред их деловой репутации (п. 9 ст. 4).

В силу принципиально иной направленности действующего в России законодательства в области конкуренции оговорки об ее ограничении, имеющие хождение в англо-саксонском праве, не будут иметь какой-либо юридической силы в нашей стране и не получат поддержки в суде при попытке добиться их принудительного исполнения.

Хотя в этих рекомендациях рассматриваются гражданско-правовые отношения, в качестве ссылки можно упомянуть и Трудовой кодекс РФ, по которому (ст. 2) оговорки о неконкуренции не имеют обязательной силы и их невыполнение не влечет для сторон ответственности.

По гражданскому законодательству РФ оговорки о неконкуренции ничтожны, так как п. 3 ст. 22 ГК РФ указывает, что полный или частичный отказ гражданина от правоспособности или дееспособности и другие сделки, направленные на ограничение правоспособности или дееспособности, ничтожны, за исключением случаев, когда такие сделки допускаются законом. В настоящее время ограничение права на создание конкурирующего бизнеса законом не предусмотрены.

_______________________________

При подготовке этого раздела были использованы тексты ГК и УК РФ, законов РФ и аналитические статьи и, в частности, статья «Соглашения о неконкуренции с работниками: английский опыт и российская действительность» (Е.Легашова, А.Муксинов, журнал «Право» № 4 за 2010 г.).

 

 

 




 
Создание сайта - Глобальные Технологии
работает на NetCat